Неточные совпадения
«Да, одно очевидное, несомненное проявление Божества — это
законы добра, которые явлены миру откровением, и которые я чувствую в себе, и в признании которых я не то что соединяюсь, а волею-неволею соединен с другими людьми в одно общество верующих, которое называют
церковью.
Третий разряд составляли люди, наказанные за то, что они совершали, по их понятиям, самые обыкновенные и даже хорошие поступки, но такие, которые, по понятиям чуждых им людей, писавших
законы, считались преступлениями. К этому разряду принадлежали люди, тайно торгующие вином, перевозящие контрабанду, рвущие траву, собирающие дрова в больших владельческих и казенных лесах. К этим же людям принадлежали ворующие горцы и еще неверующие люди, обворовывающие
церкви.
Что было бы, если б и
церковь карала его своим отлучением тотчас же и каждый раз вослед кары государственного
закона?
И что было бы с преступником, о Господи! если б и христианское общество, то есть
церковь, отвергло его подобно тому, как отвергает и отсекает его гражданский
закон?
Он говорил колодникам в пересыльном остроге на Воробьевых горах: «Гражданский
закон вас осудил и гонит, а
церковь гонится за вами, хочет сказать еще слово, еще помолиться об вас и благословить на путь». Потом, утешая их, он прибавлял, что «они, наказанные, покончили с своим прошедшим, что им предстоит новая жизнь, в то время как между другими (вероятно, других, кроме чиновников, не было налицо) есть ещё большие преступники», и он ставил в пример разбойника, распятого вместе с Христом.
Выпущенный из тюрьмы Полуянов теперь занимался у Замараева в кассе. С ним опять что-то делалось — скучный такой, строгий и ни с кем ни слова. Единственным удовольствием для Полуянова было хождение по
церквам. Он и с собой приносил какую-то церковную книгу в старинном кожаном переплете, которую и читал потихоньку от свободности. О судах и
законах больше не было и помину, несмотря на отчаянное приставанье Харитона Артемьича, приходившего в кассу почти каждый день, чтобы поругаться с зятем.
Он обличает историческое христианство, историческую
церковь в приспособлении заветов Христа к
закону этого мира, в замене Царства Божьего царством кесаря, в измене
закону Бога.
Религиозное разграничение языческого государства и христианской
церкви, принуждения и свободы,
закона и благодати есть великая историческая задача, и выполнение ее столь же провиденциально, как некогда было провиденциально соединение
церкви и государства, взаимопроникновение новозаветной благодати и ветхозаветноязыческого
закона.
Когда государство, область принуждения и
закона, вторгается в
церковь, область свободы и благодати, то происходит подобное тому, как когда знание, принудительное обличение видимых вещей, вторгается в веру, свободное обличение вещей невидимых.
Церковь освящает не христианское государство, а языческое государство, признает неизбежность начала власти и
закона против анархии и распада в мире природном и благословляет власть на служение добру, никогда не благословляя злых деяний власти.
Слишком ведь ясно для религиозного сознания, что
церковь как порядок свободы и благодати не может подчиниться государству и порядку необходимости и
закона и не может сама стать государством, т. е. жизнью по принуждению и
закону.
Взаимопроникновение и смешение благодатного и свободного порядка
церкви с принудительным и законническим порядком государства в истории есть не только победа благодати и свободы над принуждением и
законом, но и вечная угроза возобладания принуждения и
закона над свободой и благодатью.
Государство и
закон есть Ветхий Завет человечества,
церковь и благодать есть Новый Завет человечества.
Я знаю, что христианская
церковь установила еще в первые века, что Христос страдал не образно, а действительно и что и тело его, стало быть, было подчинено на кресте
закону природы вполне и совершенно.
— Да, я Алеша… — И тут Александров вдруг умолк. Третья тень поднялась со скамейки и приблизилась к нему. Это был отец Михаил, учитель
закона божьего и священник корпусной
церкви, маленький, седенький, трогательно похожий на святого Николая-угодника.
«Для объяснения этого
закона Хельчицкий указывает на первобытное устройство христианского общества, — то устройство, которое, говорит он, считается теперь в римской
церкви гнусным еретичеством.
«Эта первобытная
церковь была его собственным идеалом общественного устройства, основанного на равенстве, свободе и братстве. Христианство, по мнению Хельчицкого, до сих пор хранит в себе эти основания, нужно только, чтоб общество возвратилось к его чистому учению, и тогда оказался бы излишним всякий иной порядок, которому нужны короли и папы: во всем достаточно одного
закона любви…
Человек, верующий в боговдохновенность Ветхого Завета и святость Давида, завещающего на смертном одре убийство старика, оскорбившего его и которого он сам не мог убить, так как был связан клятвою (3-я Книга Царей, глава 2, стих 8), и тому подобные мерзости, которыми полон Ветхий Завет, не может верить в нравственный
закон Христа; человек, верующий в учение и проповеди
церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех людей.
И всегда так будет, мил-друг: в мыслях другого-то, может, и подержу, а с собой — не положу, если ты мне
закон не по
церкви да по хозяйству, а — по душе!
Между дамами распространился нелепый слух, что Марья Александровна лично явится в
церковь и, на коленях перед гробом, будет громко испрашивать себе прощения и что все это должно быть так по
закону.
Так, Годунов оставил мысль об учреждении университета с иностранными учителями только потому, что, как говорит Карамзин (том XI, стр. 53), «духовенство представило ему, что Россия благоденствует в мире единством
закона и языка; что разность языков может произвести и разность в мыслях, опасную для
церкви».
О сеньор, нам очень плохо!
Случайно я проведал стороною,
Что к ним из Рима будет новый член,
Какой-то дон Йеронимо. Он в Кадикс
На корабле на днях приехать должен.
Святых он братий хочет подтянуть;
Они его со страхом ожидают;
Чтоб избежать в бездействии упрека,
Формальный вам готовится процесс;
Арестовать должны вас очень скоро.
Меж тем разосланы во все концы
Глашатаи, чтоб ваше отлученье
От
церкви и
закона объявить.
Пропали мы совсем!
Мне говорили также про тебя,
Что ты не уважаешь ни
законов,
Ни
церкви, ни святыни; но я знаю,
Твои ошибочно толкуют мысли.
Не правда ли, со временем, когда
Увидишь ты, что я тебя достойна,
Ты все мне скажешь?
Вы слышали? Могу ли я еще
Мириться с
церковью или с
законом?
Простите! Кончено! Моя судьба
Да совершится!
Итак, я нахожусь под наблюденьем
Святых отцов. Мне по сердцу борьба!
Я обществу, и
церкви, и
законуПерчатку бросил. Кровная вражда
Уж началась открыто между нами.
Взойди ж, моя зловещая звезда!
Развейся, моего восстанья знамя!
«Во имя короля и Sant’ officio!
Сим объявляется всем христианам,
Что дон Жуан, маркезе де Маранья,
От
церкви отлучается Христовой
И вне
законов ныне состоит.
Все для него убежища закрыты,
Не исключая божьих храмов. Всем,
Кому его известно пребыванье,
Вменяется в священный долг о нем
Немедленно начальству донести.
К кому ж он обратится, тот его
Обязан выдать в руки местной власти,
Под спасеньем вечного проклятья, —
Таков над ним церковный приговор».
Барабанный бой.
Завелись мыши в ризнице духовной, и распадаются под зубами их крепкие ризы
закона, — озлобляется народ против
церкви, отпадает от груди её в мерзостные ереси и секты, — а что против этого делает
церковь, бога ради воинствующая?
Ананий Яковлев. Врешь, всесовершенно врешь!.. Ежели и было что, так сама знаешь, за што и про што происходило… Мы, теперича, господи, и все мужики женимся не по особливому какому расположенью, а все-таки, коли в
церкви божией повенчаны, значит, надо жить по
закону… Только того и желал я, может, видючи, как ты рыло-то свое, словно от козла какого, от меня отворачивала.
Герасим.
Церковь и поучает этому
закону.
Николай Иванович. Да, не убий меня, не украдь у меня моего краденого. Мы все обокрали народ, украли у него землю, а потом
закон установили —
закон, чтобы не красть. И
церковь все благословляет это.
А между тем его топчут, его терзают, у нас все отняли, все: наши
церкви, наши права, наши земли; как стадо гоняют нас поганые турки, нас режут…» Россия, напротив того, государство благоустроенное, в ней существуют мудрые
законы, охраняющие права граждан и определяющие их обязанности, в ней царствует правосудие, процветает благодетельная гласность.
Что, если бы он, как другие, сказал: никто не может вернее Моисея объяснить
закон бога, он бы был ничто, и дух божий покинул бы его душу. Но он общался не с людьми, а с богом, слушался его голоса, а не своего страха перед людьми. Он не побоялся ни
церкви, ни государства и не смутился, хотя Пилат и Ирод подружились только затем, чтобы распять его.
Христос не основывал никакой
церкви, не устанавливал никакого государства, не дал никаких
законов, никакого правительства, ни внешнего авторитета, но он старался написать
закон бога в сердцах людей с тем, чтобы сделать их самоуправляющимися.
Царств, гл. II, ст. 8), и т. п. мерзости, которыми полон ветхий завет, не может верить в нравственный
закон Христа; человек, верующий в учение и проповеди
церкви о совместимости с христианством казней, войн, не может уже верить в братство всех людей.
Батюшка отец Илиодор, настоятель сельской
церкви, находящейся в версте от Восходного, преподает
Закон Божий Наташе. Все это зимою, а летом генеральша Мария Павловна ездит лечиться на теплые воды и возит с собой Наташу. Потом путешествует по Европе.
— Менять — значит подчиняться только необходимости и новому
закону, которого раньше вы не знали. Только нарушая
закон, вы ставите волю выше. Докажите, что Бог сам подчинен своим
законам, то есть, попросту говоря, не может свершить чуда, — и завтра ваша бритая обезьяна останется в одиночестве, а
церкви пойдут под манежи. Чудо, Вандергуд, чудо — вот что еще держит людей на этой проклятой земле!
Затем говорила она духовнику, что хотя крещена по греко-восточному обряду и потому считает себя принадлежащею к православной
церкви, но до сих пор еще ни разу не исповедывалась и не причащалась. Греко-восточного катехизиса не учила и о христианском
законе узнала только то, что вычитала в Библии и некоторых французских книгах духовного содержания. Но она верует в бога, во св. троицу и нимало не сомневается в непреложных истинах Символа веры.
Сама
церковь в исторических своих воплощениях заражалась государством и принимала его насилия, попадала во власть порядка
закона.
Мистическая, духовная
церковь есть охристовленный космос, охристовленная и облагодатствованная душа мира, и государство есть лишь ее подчиненная часть, как и все, часть, наименее охристовленная и облагодатствованная, наиболее находящаяся во власти греха и, следовательно,
закона.
Происходит двойной процесс: в порядок благодати, в духовное общество, в
церковь проникает законничество, и в порядок
закона, в общество мирское, в государство и культуру проникает начало благодати, уже искаженное законничеством.
Но исторически, социально, в плане эмпирическом и бытовом
церковь оказывается частью государства и подчинена его
закону, им покровительствуется или утесняется.
Сковывание духа социальной обыденностью мы видим в организации государства,
церкви как социального института, догмы как системы рациональных понятий, академий, сословий и классов, семейного строя, нравов,
законов и норм.
Церковь, как организованный социальный институт в истории, подлежит
законам объективированного мира, находится во власти утилитарности, в ней затемнена Истина.
Пока Петр Федорович жил в Голштинии ребенком и была надежда, что он вступил на русский престол, его учили
закону Божию у иеромонаха греческой
церкви, но по вступлении Анны Иоанновны на престол, надежда эта рушилась и к Петру был приставлен пастор для обучения «лютеранской догме».
Костя был сын троюродного племянника генеральши, а Маша — дочь чуть ли не четвероюродной племянницы. И мальчик, и девочка были сироты и взяты Глафирой Петровной в младенчестве. Дети были неразлучны, и вместе, Костя ранее, а Маша только в год нашего рассказа, учились грамоте и
Закону Божию у священника
церкви Николы Явленного, благодушного старца, прозвавшего своих ученика и ученицу: «женишек и невестушка». Это прозвище так и осталось за детьми.
Делается же
церковь так: люди уверяют себя и других, что учитель их, бог, во избежание того, чтобы открытый им людям
закон не был ложно перетолкован, избрал особенных людей, которые одни, они или те, кому они передадут эту власть, могут правильно толковать его учение.
Закон в государстве и искупление в
церкви не могут быть разрушены, они должны быть мистически изжиты.
— Он в Бога не верит, кощунствует над святыми, в
церковь не ходит и с женой по
закону не живет! — говорила императрица.
Закон того времени позволял принимать и ставить в духовный чин лиц из всех сословий, лишь бы нашлись способные и достойные к служению в
церкви.
Пославший меня учитель православныя, соборныя, апостольския
церкви и мы, братья ему по духу, исповедуем
закон правый.